Жила на свете бедная вдова. Была у нее единственная дочь, первая в тех краях красавица.

Звали ее Миржан.

Раз в жаркий день пошли девушки к реке купаться, позвали с собой Миржан. Разделись, вошли в воду. Девушки говорят:

— Какая ты. красивая, Миржан! Если бы хан увидел тебя, он сказал бы: «Свет мой, Миржан, я отдам тебе все свои сокровища, только будь моею!»

Застыдилась Миржан, потупила взор.

— Зачем вы так шутите, подружки? Хан и не глянул бы на меня. Ведь я беднее всех в ауле.
И едва она это сказала, как вдруг забушевала в реке вода и послышался из пучины чей-то могучий голос:

— Свет мой, Миржан, я отдам тебе все свои сокровища, только будь моею!

Перепуганные девушки с визгом кинулись на берег, схватили свои одежды и понеслись толпой в аул. А про Миржан и забыли.

Стоит красавица на берегу и видит: на ее платье, свернувшись в семь колец, лежит огромный змей; высоко поднял голову, глаз с нее не сводит.

— Свет мой Миржан! — говорит змей. — Я владыка подводного ханства. Люблю тебя больше жизни. Будь моей женой! Подарю тебе свой хрустальный дворец. Решайся! Дашь слово выйти замуж за меня — верну тебе платье, нет — унесу его на дно. Что тогда делать будешь?

Растерялась Миржан, не помня себя от страха, дала слово. И вот уже змея нет как нет, лишь круги побежали по реке, волны о берег плещутся. Оделась девушка кое-как и пустилась бежать вслед за подружками. Вбежала в юрту, упала перед матерью и разрыдалась.

— Что с тобой, душа моя? — встревожилась вдова.— Кто тебя обидел?

Рассказала Миржан, что с ней приключилось, ломает руки.

— Как теперь быть? Дала я слово. Разве можно от слова отступиться?

Гладит ее мать по голове, прижимает к груди, утешает:

— Успокойся, дитя мое. Страшный змей тебе, видно почудился. Не бывает такого на свете. Сиди дома, не выходи никуда.

Прошла неделя. Повеселела Миржан. Мать ее на вороний шаг из юрты не пускает, и сама далеко не уходит.

Вот однажды выглянула старуха за дверь и схватилась за голову:

— Ой-бай, конец нам приходит! Сколько видит око, ползут от реки черные змеи к нашей юрте!..

Побледнела Миржан:

— Это за мной!..

Заперли дверь, заложили ее всем скарбом, спрятались под кошму и не дышат от ужаса.

А змеи ползут и ползут, все ближе и ближе — шум стоит над степью. Подползли к юрте — нет входа. Зашипели гады, свернулись клубками, прянули на юрту, рассекли хвостами кошмы, изломали кереге, ворвавшись внутрь, подхватили бесчувственную Миржан и понесли к реке. С громкими воплями бежала вдова следом, протягивая руки к дочери,— не догнала. Погрузились змеи в воду, и с ними исчезла красавица Миржан.

Шатаясь от горя, возвратилась старуха к своему разоренному жилищу, повалилась на землю, запричитала:

— Погибла моя дочь Миржан! На век обездолил меня проклятый змей!..

Катилась луна за луной, шло время. Совсем одряхлела одинокая вдова, согнулась ее спина, побелели волосы. А все чего-то ждет, все смотрит потухшими глазами в степную даль, куда унесли дочь черные змеи.

Вот как-то сидит она в печали у порога своей нищей юрты и вдруг видит: идет к ней молодая женщина, нарядная, как ханша, правой рукой ведет мальчика, а на левой держит девочку.

Затрепетала старуха.

— Ойпырмай! Миржан! Дочь моя! Ты ли это?

Обнялись, поцеловались, вошли в юрту. Смотрит старуха на дочь, на внучат и глазам не верит.

— Откуда же ты пришла, Миржан?

— Я пришла из подводного ханства. Мой муж — его владыка.

— Хорошо ли тебе живется под водой?

— Нет никого счастливее меня. Но я соскучилась по тебе, мать, и захотела показать тебе наших деток.

— Неужели же, дочка, ты уйдешь назад к проклятому змею? Неужто снова покинешь свою горемычную мать? — спросила вдова, а про себя подумала: «Никогда не бывать этому! Ни за что теперь не расстанусь со своей Миржан…»

— Милая мать, — отвечала Миржан, — прости меня, но я не могу долго у тебя гостить. К вечеру мы должны быть дома, в подводном дворце. Муж ждет нас. Я люблю его, мать. Он отец моих детей. И он лишь на земле принимает облик змея, в своих же владениях — это прекрасный богатырь, каких нет меж людей.

Задумалась мать, долго молчала, а потом и говорит:

— Что ж, видно, участь наша такая. Но как же ты снова найдешь дорогу в подводное ханство?

— А вот как. Я подойду к реке и крикну: «Ахмет, Ахмет, я — твоя жена, приди, мой свет, поднимись со дна!» — И муж тотчас явится передо мной и отведет нас во дворец.

«Хорошо, — подумала старуха, — знаю теперь, что мне делать». Тут она заплакала и стала умолять дочь:

— Не хочешь жить со мной всегда — переночуй в родном жилище хоть одну ночку!..

Пожалела Миржан старую мать, согласилась остаться у нее до утра. Рада старуха, сразу помолодела.

А день уже на исходе. Ночь наступила. Заснули дети, заснула и красавица Миржан. Тогда старуха поднялась потихоньку с постели, отыскала в потемках топор и, крадучись, выбралась из юрты.

Подошла она к реке, встала над обрывом и крикнула громким голосом:

— Ахмет, Ахмет! Я — твоя жена, приди, мой свет, поднимись со дна!

В тот же миг змей появился из воды и, положив голову на берег, ласково сказал:

— Наконец-то ты пришла, моя Миржан! Заждался я тебя, истосковался по детям…

Не стала медлить старуха, взмахнула топором и отсекла голову… Покатилась голова по берегу. А река сделалась красная-красная от крови.

Наутро проснулась Миржан, собрала детей и стала прощаться с матерью:

— Прощай, мать, приду к тебе через год.

Приближается красавица к реке, — мальчика за руку ведет, девочку на руках несет. Стала над водой, зовет мужа:

— Ахмет, Ахмет! Я — твоя жена, приди, мой свет, поднимись со дна!

Нет никого. Подождала Миржан, кличет снова:

— Ахмет, Ахмет! Я — твоя жена, приди, мой свет, поднимись со дна!

Все не выходит из темных глубин владыка подводного ханства. Заныло сердце у Миржан, присмотрелась она к реке — а вода-то вся красная-красная от крови … и голова змея рядом в камыше лежит.

Все поняла Миржан, заплакала, стала детей целовать:

— Умер родитель ваш!.. Я виновата в его гибели… Нет у вас отца, не будет и матери!

Глянула она в последний раз на детей и говорит:

— Ты, дочка, ласточкой будь, — низко летай над водой! А ты, сын, будь соловьем, — на заре рано песни пой! Я же, мать ваша, кукушкой стану, с места на место кочевать стану, по мужу тосковать буду, печально куковать буду!..

Сказала — и обернулись все трое птицами, взмахнули крыльями, разлетелись в разные стороны.