Детей одной лягушки, как только они рождались, поедала змея. Отчаявшись наконец оставить потомство, лягушка решила и сама лишить себя жизни. Вышла она из болота и легла, уткнувшись в землю головой. Пришли другие лягушки и стали уговаривать ее не убивать себя.

Лягушка ответила:

— Ежегодно рожаю дитя, и оно поедается змеем. Стоит ли для этого жить?— И отказалась вернуться в болото. Тогда лягушки пошли за мышью-матерью Сумегень и привели ее, накрытую вместо шали белой корой луковицы, державшую вместо платка краевую кору луковицы, увещевать лягушку.

Мышь-мать, придя к лягушке, стала ей говорить так:

— С яблони упала искра и убит ею князь Кашмас, пойдем оплакивать его вместе с другими.

На это лягушка ответила:

— Довольно, довольно, полный и худой друг друга не поймут! Глаза у меня выпуклы, шея вогнута, ноги крючковаты, привычны к грязи, ежегодно рожаю по одному ребенку, и его поедает змея, такие, как я, могут ли являться к княжескому двору?

Мышь-мать отвечала на это:

— Постигло ли тебя несчастье, большее, нежели мое? Девять моих сыновей убиты доской, десять моих сыновей погибли в дрожжах, одиннадцать моих сыновей задохнулись под соломой: остался потом у меня единственный сын, народ называл его хараха, домашние мои звали его хараша, я же звала его ордабий, мой любимый юноша,— и его скомкал, погубил, так что в ушах моих раздавался хруст его костей и приводил меня в дрожь, сын сероглазого, с острыми когтями, из-за этого перестала ли я грызть бурдюки, есть сушеный сыр и ходить на розыски конопли, чтобы ею полакомиться? Если будет у тебя муж, то и еще детей найдешь, да дозволит бог вырасти всем тем, которые еще родятся!

— Действительно, меня не постигло такое несчастье, как тебя,— сказала на это утешенная лягушка и — шкуарт — кинулась в болото.