Пошел Ярты-гулок с отцом на базар. Дал старик сыну два медных теньга.
— Ай,— обрадовался малыш,— сколько халвы, сколько пряников на меду куплю я себе на эти две медных денежки!
И побежал за отцом вприпрыжку, как за козой молодой козленок.
Ой, сколько народу собралось на базаре! Ой, сколько было товаров!
Пришел Ярты в шелковый ряд — торгуют купцы шелками, цветистыми, словно радуга. Пришел в ковровый — лежат ковры, яркие, словно луг, покрытый цветами. Пришел в медный — увидел блюда, сверкающие как солнце, кувшины, блестящие, словно золото. Стоят перед лавкой женщины, смотрят на медные казаны, тарелки да чаши — не могут налюбоваться. А ребята, глотая слюнки, столпились и смотрят во все глаза на груды фруктов, сваренных на меду, на корзины сдобных лепешек, на блюда со сладкой тягучей нугой. А сколько здесь было дынь, арбузов, яблок и винограда! Целый день смотри,— всего не увидишь! Все деньги отдай, всего не купишь. А много ли можно купить на два медных гроша?
Шмыгал, шмыгал Ярты по рядам, приценивался, торговался — ничего не купил, а отца потерял в толпе.
— Ай, ата-джан, дорогой отец! Где ты?— начал кричать малыш, взобравшись на гору яблок.— Я здесь — твой сыночек Ярты-гулок!
А базар шумит, базар кричит: иголку легче найти в пустыне, чем найти в толпе человека. Не услышал его отец.
Чуть не заплакал Ярты с досады, да вовремя спохватился: «Плакать молодцу не к лицу! Найду и один домой дорогу».
Так подумал Ярты и сразу повеселел, поправил на голове тюбетейку и стал осматриваться, куда бы направить путь. И вдруг, высоко над толпой, совсем недалеко, он увидал настоящее чудо. На длинном шесте из слоновой кости сидела прекрасная голубая птица. Клюв у птицы был золотой. Голубые, как небо, крылья, словно звездами, были усыпаны алмазными искрами. Изогнутая дугою шейка переливалась розовым и зеленым, а на маленькой круглой головке развевался пышный султан, сверкавший ярче, чем драгоценный камень рубин. Птица покачивалась на своем высоком насесте, и то складывала, то расправляла свои лазурные крылья.
— Ай!— воскликнул малыш.— Посмотрю-ка я на птичку поближе. За такое чудо я готов отдать все мои деньги да еще и тюбетейку в придачу!
Кубарем скатился он с груды яблок и стал пробираться к чудесной птице. Но это было не так-то просто. Ишаки, пешеходы, нагруженные тюками верблюды то и дело преграждали ему дорогу. Чуть не попал малыш под копыта коня, которого два джигита вели на продажу. Но и самой длинной дороге приходит конец. Так говорят люди, так и было.
Добрался в конце концов и Ярты до чудесной птицы. Но мальчик думал, что увидит здесь радость и ликование, а увидел совсем другое.
Возле шеста, на котором красовалась диковинная птица, сидели три человека. У одного весь халат был измазан красками, у другого вся борода покрыта древесной пылью, а третий, в переднике из воловьей кожи, был черен как сажа. И красильщик, и резчик, и кузнец — все трое были печальны. Опустив головы, сидели они на земле, а вокруг них толпились женщины, старики и дети и плакали горькими слезами.
— Что тут случилось? Отчего эти люди плачут?— как комар запищал Ярты, вскарабкавшись на плечо водоноса, торговавшего сладкой водой.
Водонос ответил:
— Эй, маленький человек, я вижу — ты пришел издалека и не знаешь, какое горе постигло этих людей.
— Конечно, я ничего не знаю,— шепотом ответил Ярты.
И водонос начал свой печальный рассказ.
— Наш хан — человек гордый, жестокий и несправедливый. Призвал он к себе резчика, лучшего в нашем городе, и приказал ему вырезать из дерева волшебную птицу Биль-Биль-Гое. Много сказок сложил народ об этой чудесной птице. Прекрасная, словно солнце, раз в году слетает она на землю. Она поет свои чудесные песни и приносит людям счастье! Но разве может человек своими грубыми руками создать волшебную птицу? Задумался резчик. Но он был искусный мастер и выполнил приказ хана. Ровно в срок он принес во дворец свою птицу, и все, кто видел ее, замерли от восторга,— никогда еще не видали они такой тонкой, такой прекрасной работы.
Но хан нахмурился и сказал: «Недурна птица, но разве не видишь ты, глупый мастер, что она бесцветна. Если к утру эта птица не заблестит и не засверкает, как солнце, я прикажу отрубить тебе голову».
Опечалился мастер. Не говоря ни слова, он взял птицу и отнес ее к своему другу, знаменитому рисовальщику. Этим мастером уже много лет гордимся мы все, гордится наш славный город. И вот за одну только ночь рисовальщик заставил птицу сверкать, как солнце. Он покрыл, ее золотом и лазурью, а крылья чудесной птицы осыпал алмазной пылью.
Рано утром два мастера понесли во дворец чудесную птицу. Они несли ее по улицам города, и люди, видя ее, смеялись от радости, били в ладоши, плясали и пели от счастья и от восторга!
Но грозный хан закричал: «Чему радуетесь, глупцы! Это не птица Биль-Биль-Гое, а кусок дерева, испачканный красками! Эй, мастера, если к утру ваша глупая птица не научится вертеть головой и размахивать крыльями, я прикажу казнить всех резчиков и рисовальщиков!»
Еще больше опечалились мастера. Не сказав ни слова, они взяли птицу и отнесли к искусному кузнецу. Всю ночь трудился искусный кузнец, и, когда утром друзья возвратились к нему, чудесная птица взмахнула крыльями, кивнула точеной головкой и защелкала золоченым клювом.
Вне себя от радости все трое — резчик, рисовальщик и кузнец — побежали в ханский дворец. Они принесли с собой голубую птицу, и птица эта сверкала, как солнце, махала крыльями и вертела головой, совсем как живая. Они ждали щедрой награды, но, увидев птицу, жестокий хан закричал и затопал ногами; он так разгневался, что пламя вылетело у него из ноздрей. «Бездельники!— кричал хан.— Ваш товар никуда не годен! Разве это волшебная птица? Она молчит, она не умеет петь. Это не Биль-Биль-Гое, приносящая людям счастье!»
Ах, сколько дней ни старались искусные мастера, голубая птица так петь и не научилась. И вот сейчас придут ханские стражники, они схватят несчастных людей и бросят в тюрьму-зиндан. А из ханской тюрьмы — все знают — никто еще не возвращался живым. Вот почему горько плачут их несчастные жены и дети.
Так сказал водонос и тоже заплакал, а вслед за ним тоненьким голоском зарыдал и Ярты-гулок.
Долго ли плакал Ярты, никто не знает, но вот толпа зашумела, заволновалась.
— Расступись! Разойдись!— раздались громкие голоса.
Ярты оглянулся и увидал, что прямо к мастерам через площадь идут ханские стражники с обнаженными мечами и вместе с ними начальник стражи — толстый и разъяренный, как дикий кабан.
— Ничтожные!— захрипел он, подойдя к мастерам.— Вы нарушили приказ хана: ваша птица молчит! За эту дерзость вас ждет жестокое наказание!
Мастера промолчали, а женщины, старики и дети, услышав такие слова, заплакали еще громче.
«Эй, плачем тут не поможешь!— сказал сам себе Ярты-гулок.— Чем плакать, не лучше ли проучить гордеца хана! Что-что, а уж это-то я сумею!» Он утер кулачком слезы и стал быстро карабкаться на шест. Минута — и малыш сидел уже под крылом чудесной птицы.
Конечно, этого никто не заметил.
— Схватить злодеев!— перекрикивая плачущую толпу, заревел толстый начальник, и стражники, взмахнув кривыми мечами, уже шагнули вперед, но в это время волшебная птица раскрыла свой золоченый клюв и громко сказала:
— Ты сам злодей! Сам злодей! Эти люди достойны награды! Они искусней всех мастеров на свете!
Толпа ахнула. Стражники в испуге попятились, уже не смея приблизиться к мастерам, а начальник стражи так и замер с открытым ртом. Птица же, взмахнув крыльями, повернула к мастерам свою точеную головку и звонко пропела:
Не грустите, мастера,
Во дворец идти пора.
Там для хана я спою
Песню звонкую свою!
Крики радости раздались в толпе:
— О, прекрасная птица Биль-Биль-Гое! Ты сжалилась над нами, ты поняла наше горе и запела!Несите же ее скорей во дворец, пусть споет она хану свою волшебную песню и избавит невинных людей от смерти!
И вот мастера, не веря еще своему счастью, подхватили птицу и понесли во дворец. А вслед за ними лавиной хлынул народ.
Злой, как голодный тигр, великий хан сидел на своем золоченом троне и кусал свою черную бороду, а визири, стражники, мухобои и палачи стояли перед ним на коленях, не смея дышать от страха. Они с нетерпением ждали, когда примчится гонец и доложит хану, что всем трем мастерам отрубили головы. Но гонец не появлялся. И вдруг словно море зашумело за стенами дворца. Двери распахнулись и, окруженные стражей, во дворец вступили резчик, рисовальщик и кузнец. Спокойно, как победители, они несли на высоком шесте резную птицу.
«Прочь!»— хотел крикнуть взбешенный хан, но птица расправила крылья, тряхнула головкой и запела:
Всех мудрее наш хан!
Всех мудрее наш хан!
Морщины на лице хана стали разглаживаться. А птица продолжала:
Он мудрее мудрецов,
Он храбрее храбрецов,—
Наш хан — все наш хан!
Хан уже улыбался. Он поглаживал свою смоляную бороду и покачивал головой, внимая песне:
С кем сравню тебя, о хан?
Сын орла и розы — Хан!
Солнца брат, отец Луны —
Благодетель всей страны!
Хан, ты наш хан!
Так пропела птица, и хан весело рассмеялся.
— Эй, визири!— приказал он царедворцам:— Дать мастерам в награду мешок яичной скорлупы и бесхвостого ишака в придачу. Они неплохо сделали свое дело!
Он был очень доволен своею шуткой. А потом прибавил:
— Сейчас же вынести эту прекрасную птицу на площадь! Пусть весь мой народ услышит, как славит хана волшебница Биль-Биль-Гое!
И вот из дворцовых ворот двинулось шествие. Впереди шел хан в огромной парчовой чалме, а за ним шагали визири в золотых халатах. Они несли на высоком шесте говорящую птицу.
Хан поднялся на устланный коврами помост, взмахнул рукой, и глашатаи-великаны затрубили в длинные медные трубы, призывая народ к тишине и порядку. На площади стало так тихо, что было слышно, как плещется вода в водоемах. И в этой тишине раздался голос хана:
— О волшебная птица Биль-Биль-Гое! Порадуй нас всех своей звонкой песней, прекрасней которой мы еще никогда не слыхали. Пой смело, пой только правду и ничего не бойся!
Птица подпрыгнула на шесте, пощелкала клювом, повертела головкой, откашлялась и засвистела на всю площадь:
Всех грознее наш хан!
Всех хитрее наш хан!
Хан побледнел, но разве мог он при всем народе приказать замолчать волшебной птице, которую только что просил говорить чистую правду и ничего не бояться? А птица продолжала еще громче:
Он мучитель, он губитель,
Он народа разоритель,—
Наш хан — все наш хан!
Разоритель и злодей,
Ненавистный для людей,—
Наш хан, грозный хан!
Услышав такую песню, царедворцы заткнули уши, телохранители выхватили мечи, а хан, вытаращив глаза, завизжал на всю площадь:
— Замолчи!
Настала мертвая тишина, и вдруг в задних рядах раздался смех.
— Кто смеется?— захлебываясь от гнева, взревел хан.— Всех казню, перевешаю, обезглавлю!
— Эй, мой хан, не лопни от злости!— весело прокричала птица, и народ откликнулся на ее слова таким громким смехом, что стаи голубей слетели с крыши дворца и заметались над площадью.
Разъяренный хан подбежал к птице, ухватился за шест и с размаху ударил ее о помост. Раздался треск, и прекрасная птица разлетелась на тысячу частей.
Никто даже не заметил, как из обломков выскочил маленький человечек. Проворным мышонком он юркнул в щель помоста и исчез.
Грозные телохранители еще разгоняли палками народ, знатные визири, подхватив хана под руки, еще не успели увести его во дворец, а Ярты-гулок был уже далеко. Вприпрыжку бежал он по улицам города и весело напевал дерзкую песенку волшебной птицы Биль-Биль-Гое:
Он мучитель, он губитель,
Он народа разоритель,—
Наш хан — все наш хан!
И в садах за дувалами, в переполненных народом чайханах, в караван-сараях и на базарах — всюду люди подпевали ему:
Разоритель и злодей.
Ненавистный для людей,—
Наш хан, грозный хан!
Размахивая мечами, ханские стражники метались по городу, приказывая людям молчать. Они спешили в один конец, но песня звучала уже на другом краю города. Они мчались обратно, а песня неслась за ними следом.
Можно убить птицу, но разве поймаешь песню, когда поет ее весь народ? Из города в город, из аула в аул летит народная песня, и не догнать ее ни быстрому ветру, ни грозному хану.